---------------------------------А. Макаревич. "Дом"----------------------------------------------------
В доме гуляла нечистая сила.
Возможно, это было связано с дядей Пашей — что-то в нем такое
было. Я бы не удивился,
если бы узнал, что у него собиралась какая-нибудь
черная секта.
Однажды, в первые недели
моей жизни в доме, пришла жуткая бабка — прямо колдунья из
плохого фильма,
не верила, что дядя Паша уехал насовсем, и
все норовила оттолкнуть меня от калитки и
проскочить в дом — что-то
ей там было надо.
Ночью дом жил своей жизнью — вздыхал,
скрипел, шуршал шагами.
Живя в городе, мы круглые
сутки окружены бессмысленными,
не имеющими для нас значения звуками —
проезжают за окном машины, топают ногами
гости у соседей, где-то ругаются, кто-то
пошел на лестницу выбрасывать
мусор. В загородном доме все не так, и первое
время ощущаешь это особенно остро — каждый
звук несет тебе
конкретную информацию: залаяла собака —
значит, кто-то к тебе идет, увидел свет за
окном — кто-то едет к тебе на машине, и т.д.
Поэтому начинаешь все слышать
гораздо острее, и звуки, не имеющие объяснения,
бросаются в уши сразу.
Однажды мне позвонила жена (я был в Москве)
и сказала, что ночью в доме страшно — кто-то
ломится в калитку. Я бросил дела, приехал в
Валентиновку, сел ждать
темноты — стоял июнь, темнело поздно.
Калитка, как и весь
забор, имела в высоту метра два и была сбита из
сплошных досок — увидеть что-либо за ней, не
открыв ее, не
представлялось возможным. Запиралась она изнутри
на засов, и еще торчала в ней такая
поворачивающаяся ручка — как в обычных дверях.
Около полуночи я услышал,
как кто-то эту ручку тихонько
дергает — вокруг стояла абсолютная тишина,
и ни с чем этот звук
нельзя было перепутать. Жена испуганно
ликовала — до этого момента я ей, конечно,
не верил. Самым поразительным было то, что
собака, обычно чуявшая посторонних за
версту, вела себя совершенно индифферентно
— как будто ничего не происходило. Я
прихватил для ужаса нунчаки (подарок одного
приятеля), спустился в сад и на цыпочках
подошел к калитке. Ручка
действительно ходила вверх-вниз. Я набрал в
грудь воздуха, резко
отодвинул засов и распахнул калитку. За калиткой
не было никого. Причем не только за калиткой,
а вообще на улице — а просматривалась она,
несмотря на темноту,
метров на тридцать туда-сюда, и пробежать
такое расстояние за долю секунды было
просто нереально. Я
закурил, постоял у открытой калитки, прислушиваясь
— ни звука. Я выбросил в темноту окурок,
аккуратно закрыл калитку на засов,
повернулся к ней спиной и сделал шаг в
сторону дома. И услышал сзади характерное позвякиванье — ручка
ходила туда-сюда.
Не верите? Ей-богу, не вру.
Появлялись в доме и
привидения. Показывались они не
мне, а гостям, остававшимся ночевать (а
оставались постоянно —
кто же поедет в гости на дачу с тем, чтобы на
ночь глядя пилить обратно в город? Да и
машины были далеко не у
всех). Факт наличия привидений подтверждался
тем, что разные люди, между собой незнакомые,
в разное время видели одних и тех же
призраков — чаще всего это был пожилой
дядька в шляпе, косоворотке
и костюме тридцатых годов — описания
совпадали до мелочей.
(Кстати — почему люди,
упившиеся до белой горячки,
видят одних и тех же зеленых чертиков — им
ведь никто их заранее не
описывал?)
Говорили, на месте моего
дома до войны стояли какие-то расстрельные бараки.
Мне привидения не
показывались, и я сделал вывод, что меня держат за своего, а к гостям
относятся построже.
Тем не менее по настоянию общественности
был приглашен
священник, который дом освятил. Гребенщиков
привез
пучок мексиканских трав чуть ли не от
самого Кастанеды и
тщательно продымил ими все комнаты. Нечисть в доме поутихла, но на участке
продолжала шалить.
Последний случай был вот
какой.
Я приехал домой около
четырех часов дня — следовало
переодеться в приличное и быстро ехать
обратно в город —
кажется, я участвовал в каком-то сборном концерте. Ярославское шоссе тогда еще не
расширили, движение по нему было
ужасное, и я всегда передвигался по нему на
грани опаздывания, а опаздывать я терпеть
не могу. Я заехал во двор, вбежал в дом,
стремительно переоделся, схватил гитару и,
выскочив из дома, понял, что ключей от машины нет. Поскольку
я постоянно что-то теряю, я уже знаю, что
следует делать в такой ситуации
— надо перестать психовать, остановиться,
закрыть глаза и очень внимательно
восстановить в памяти ход
событий и собственные передвижения.
Так я и поступил. Маршрут
пролегал от машины прямо
в дом, потом — в спальню для переодевания и
потом — сразу обратно. В
замедленном темпе я прошел по нему еще
раз. Ключей не было. Их не было в замке
зажигания, в траве около машины, в прихожей
на столике, где, собственно, они и должны
были быть, в спальне и по пути из нее. Я
вернулся в спальню и перетряс одежду.
Пусто. Заглянул под кровать. Ничего.
Вернулся к машине и попробовал
заглянуть под нее. Нету. Поняв, что я уже
опоздал, я сел на крыльцо и обхватил голову руками.
При всей моей склонности к
мистицизму я, конечно, мистик не до такой степени — на моих
глазах происходило не поддающееся
объяснению. Еще через полчаса я решил плюнуть
на логику и просто принялся бродить по дому и участку.
За домом, метрах в десяти от него,
располагалась большая прямоугольная яма
глубиной в человеческий рост. Стены ее и дно
я забетонировал, и можно было за какие-то
сутки напустить туда воды из колодца, потом
пару дней подождать, пока она нагреется
на солнце, и тогда получался
бассейн. Ни циркуляции, ни стока воды предусмотрено
не было, поэтому бассейн был пригоден к
эксплуатации дня два-три, после чего вода
зацветала, в ней заводились личинки комаров и мелкие
животные, и следовало выкачать все это
на участок с помощью того же
насоса (всего какие-то сутки!), потом
подождать дня два-три, пока высохнет вода на
самом дне и оставшиеся там
животные вымрут, после чего бассейн был
практически готов к следующему циклу. Так
незаметно пролетало
лето.
В День Исчезновения Ключей бассейн
пребывал на завершающей стадии эксплуатации.
Стараясь освободить голову
от остатков логических построений, я
подошел к бассейну и
машинально заглянул в него. Ключи матово поблескивали
на дне сквозь уже мутнеющую воду.
Я готов поклясться на всех
святых книгах мира, что с момента приезда в дом я не
приближался к чертовой яме ближе, чем на двадцать метров. Даже если
бы я захотел забросить
туда ключи, я бы вряд ли попал. Минут сорок с
помощью спиннинга я пытался достать их со
дна — особо
унизительным казалось из-за дурацких шуток
нечистой силы раздеваться и ни с того ни
с сего лезть в холодную воду (я все еще был в
парадном). Наконец ключи
зацепились за блесну, я выудил их из
бассейна и понял,
что пультик сигнализации промок и умер, и
теперь я не заведу
машину никогда.
Еще часа два я сушил пультик феном,
разобрав его на составляющие, и — о чудо —
он ожил! (Что совершенно
не свойственно электронике, попавшей в воду
на час. Это я к тому, что домашние бесы
все-таки шутили со мной не слишком зло.)
Замечательные куски жизни прошли в этом
странном Белом
доме с нечистой силой. Одно время у меня жил Саша Абдулов — он ушел из дома,
потерял бумажник со всеми
документами и на тот момент не имел ничего, кроме
узнаваемой внешности и автомобиля «Нива».
Саша поселился в
крохотной «дворницкой» (он входил туда сантиметр
в сантиметр), и тихая моя загородная жизнь наполнилась
его бешеной энергией.
Все должно было быть в
превосходной степени: если пир
— то на весь мир, если плова — то гора, если
водки — то море, если
гости — то чтоб сидели друг на друге, если девушка-модель
— то чтоб три метра ростом. Гости почему-то
сидели всегда на кухоньке, зажатые между
дверкой в баню и
грозно гудящим аппаратом АГВ. Я заметил, что
гости, как кошки, безошибочно выбирают
энергетически
правильные места. Если хотите узнать, где у
вас в доме хорошо, пустите в него много
гостей, дайте им выпить и посмотрите, как
они расположатся. В шестиметровую
кухоньку набивалось человек пятнадцать, и
все были счастливы. Я выходил на улицу в
ночь — подышать,
представлял дом в разрезе и удивлялся:
огромный куб — совершенно пустой, и в
крохотном пространстве в
нижнем углу — плотная куча людей. И гуляли
до утра, и вели прекрасные беседы, и пели
песни, и мчались спозаранку — кто в
театр, кто на студию, а Ксюша Стриж неслась
на радио, и через час я включал в машине
приемник и слышал ее голос, и вечером
встречались снова, и все на свете у нас
получалось.
Или это мы были такие
молодые?