- "Машина времени" неизменно исполняет большой набор своих старых песен. Почему?

- Ну, прежде всего, мы и теперь с обычной интенсивностью продолжаем записывать новые альбомы - примерно раз в полтора года. Вот очередной выпустим в сентябре, он уже готов. А то, что нам захотелось поиграть те вещи, которые мы не исполняли 15 лет, так это потому, во-первых, что собрался тот состав, который эти вещи когда-то делал, а во-вторых, очень уж нас об этом просят. Что ж, действительно, почему бы и нет, все-таки это было... удачное время.

- После изменения положения вашей группы во второй половине 80-х годов что вы потеряли и что приобрели?

- Наше положение изменялось дважды. В 1980 году, когда мы попали в Росконцерт, и - в 1986 году, благодаря Михал Сергеичу. Я считаю, что вторая перемена была более принципиальной и серьезной: окончился цензурный гнет, который мне был очень противен. Что касается первой, то от нас отвязался ОБХСС и почти отвязался Комитет (безопасности - М.С.). Мы получили возможность выступать на очень больших площадках и расстаться с нашими предыдущими местами службы, которые, так или иначе, мешали нам заниматься музыкой Больше мы не получили ничего: ни денег, ни граммзаписей, ни ТВ, ни радио. Правда, и это недолго продолжалось, потому что с года 1981, а затем, особенно, с приходом Черненко, гайки стали закручиваться снова, и я удивляюсь, как нас не расформировали: попыток было, как минимум, пять - тут и худсоветы министерства культуры, и звонки из горкома и ЦК партии, и статьи в газетах, типа "Рагу из синей птицы". Я не понимаю, что помешало довести до конца хотя бы одну попытку.

- Я недавно читал в "Правде" интервью с Гребенщиковым. Оппозиционная газета спросила, как он относится к нынешней трудной жизни народа. Он ответил, что его личное положение улучшилось, поскольку в 1985 году он сдавал пустые бутылки, чтобы жить. А ваше?

- Мое тоже улучшилось. Хотя я себя не считаю богатым человеком, но все-таки могу купить себе инструмент, о котором мечтал 15 лет. Могу жить, не особо думая о том, на что я буду завтра покупать хлеб и колбасу. То есть на жизнь мне хватает.

- Но только на жизнь?

- Да. А остальным я, честно говоря, не очень озабочен, потому что организаторская или коммерческая жилка во мне отсутствует начисто. Поэтому, кстати, у "Машины времени" до сих пор нет какого-нибудь центра, как у многих сейчас - у того же Киселева или Стаса Намина...

- Ну, Стас Намин уже давно ничего ни на чем не играет...

- Мог бы, если б захотел Но сейчас ему уже не до этого. А я бы не смог заниматься тем, чем он. Мне это не интересно.

- А деловой стороной жизни "Машины времени" тоже занимается какой-то посторонний продюсер?

- Нет. Нам даже с администраторами не везет, они у нас периодически меняются.

- А говорят, что теперь без этого никуда.

- Ну, если ты начинаешь, то, наверное, никуда. А если начал 24 года назад... По-моему, мы в раскрутке не очень нуждаемся. Хотя, вот, приходится все делать самому. В Росконцерте мы четыре года клянчили себе валюту на аппаратуру и выбили ее в конце концов. Сейчас этой надежды на доброго дядю, который придет и даст, нету. Так и должно быть, в общем. Хотя, противно все же, что приходится самому бегать и заниматься поиском денег на съемку клипов, поиском режиссеров, операторов, сценаристов.

- А вам не хочется помочь молодым на правах мэтра?

- Я не очень хорошо себе представляю, в чем может выражаться моя помощь. Вот Саша Кутиков, например, является  президентом "Синтез Рекордз" - независимой компании, выпускающей пластинки. Значит, он может оказать реальную помощь. А я чем могу помочь? Привести человека за руку на телевидение? У меня вообще люди, просящие помощи вызывают недоверие. Чем человек талантливее, тем меньше шансов, что он будет кого-то просить. А чем бездарнее, тем он активнее. Это пережиток совкового мышления: где-то нас должны подобрать и все нам дать. Нет такого места.

- Об "Аквариуме" часто говорили, что это не группа, а образ жизни. А о "Машине" можно так сказать?

- Не знаю, не задавался этим вопросом. Со стороны виднее. Я не очень люблю это все: здесь музыка, там образ жизни... Мы занимаемся тем, что нам нравится. Мы всю жизнь позволяли себе заниматься только тем, что мы любим, и никакие силы нас не могли заставить заниматься тем, что нам неприятно и неинтересно. Наверно, поэтому мы вместе.

- Ну а вы лично какой ведете образ жизни? Скажем, вы - домосед (насколько это возможно для гастролирующего музыканта) или наоборот?

- Трудно сказать. Встаю я достаточно рано. После чего часа полтора занимаюсь ответами на телефонные звонки. Дальше все зависит от того, чем занимается в данный момент группа: если это съемки - я занимаюсь съемками, если репетиция или запись альбома - еду на репетицию или запись. В общем, свободного времени почти нет. А вот гастролируем мы немного. Да и никогда не пускались в "запойные" гастроли. Поскольку команда работает живьем, то сил хватает только на несколько дней. А дальше уже хочется домой.

- Ваша жена...

- Давайте не будем о семейной жизни.

- Жаль, хороший вопрос пропадает.

- Ну, вы его сформулируйте как-нибудь...

- Формулирую. Что если бы близкий вам человек оказался настолько моложе вас, чтобы можно было сказать, что он, то есть она выросла на ваших песнях? Как бы это повлияло на ваши отношения?

- Да никак бы не повлияло. Я не думаю, что это главный критерий - выросла ли она на моих песнях или на песнях Цоя, скажем... Или вообще на музыке Вивальди. Главное, чтоб человек был хороший.

 В этом месте мы совершили устрашающий переход сквозь толпу поклонников через улицу. Отдышавшись и закурив, было естественно спросить:
- И что, так всегда?

- Cейчас уже не всегда. Во-первых, потому, что наш слушатель тоже стал старше, и фанатическое безумие (в хорошем смысле) уже в меньшей степени ему присуще. Во-вторых, вообще утихает ажиотаж вокруг рока - это нормальное явление. Он перестал быть запретным плодом, все объелись, каждый выбрал себе по своему интеллекту и вкусу - от Юры Шатунова до Гребенщикова.

- Есть попытки третировать "Машину времени", как недостаточно ортодоксально "роковую"...

- Я еще не получил удовлетворяющего меня объяснения, что такое рок. Ни у музыковедов, ни у журналистов, ни у музыкантов. Если это формальное музыкальное понятие, то я, конечно, занимаюсь не только рок-н-роллом. А если это определение, относящееся к состоянию духа, тогда, наверное, им. А что касается разговоров о "Машине", то я столько всего про нее слышал за эти годы, что, если честно, меня это совершенно не интересует. Я достаточно хорошо знаю все наши минусы и плюсы. Если меня будет интересовать мнение Бори Гребенщикова по поводу наших новых записей, то я ему дома у себя их прокручу, и он мне скажет. А что пишут обо мне и говорят - да наплевать совершенно. Это единственный способ нормально заниматься своим делом и не расстраиваться по поводу плохой погоды. Иначе после статьи "Рагу из синей птицы" нам надо было повеситься. У нас очень непрофессиональная музыкальная журналистика. Почти нет пишущих музыкантов, хорошо разбирающихся в том, что происходит. Ну вот мне иногда было интересно читать Троицкого. И... все. А остальное - это мнение прохожего. Ну, господи, сколько прохожих, столько и мнений.
  Ажиотаж, повторяю, спадает. И отчасти еще и по финансовым причинам: все дорожает, и концерты тоже. Хотя, если мы будем сравнивать с нормальными странами, то там билет на концерт известной группы стоит 30-40 долларов, а у нас 4 000 рублей - это уже считается очень дорого. И вот парадокс: при этом, концерты у нас - единственное, на чем можно заработать. А во всем мире они убыточны, деньги же зарабатываются на пластинках. В то время, как мы с пластинки не получаем ничего. Вот такая странность. Но я надеюсь, что лет через пять-шесть все утрясется.

- Как вы относитесь к музыкальным передачам на телевидении?

- Вас, может быть, это удивит, но я хорошо отношусь к нашему телевидению. Мне есть с чем сравнивать - я сидел перед телевизором в гостиницах разных стран. Не смотря на все минусы, наше ТВ, по-моему, одно из самых интересных. Мне очень нравится, что за короткий отрезок времени оно от совершенно беспомощных попыток съемок музыки перешло к клипам, которые находятся на мировом уровне. Я нормально отношусь к "Обозу" - говорю сейчас не о музыке, которую они крутят, а о профессиональном уровне передачи. Я хорошо отношусь к "Программе А". Нормально отношусь и к программе "У Ксюши" - она идет в живом эфире, это совсем особое дело, сложное, но имеющее свои преимущества.

- О политике: перед недавним референдумом вы в числе других известных музыкантов приняли участие в агитационной кампании. Почему?

- Вообще, я стараюсь держаться подальше от того, что у нас сейчас называется политикой. Очень мне это все не нравится... Да и раньше я не любил это дело. Но в той ситуации я был уверен, что нужно поддержать Ельцина - не потому, что он лучший президент в мире, а потому, что Верховный Совет в том виде, в каком он сейчас существует, просто не пригоден для управления государством.

- Ну а что вы будете делать лет через пять-шесть, когда "все утрясется"?

- Я не строю планов даже на следующий год. Как можно планировать? "Через пять-шесть лет я буду петь песни". Может быть, буду.

  "Попробуйте угадать, какая будет песня", - сказал Макаревич, выйдя на сцену "горбушки". Духовая секция "Бригады С" - группы, которая аккомпанировала в тот вечер не только своему лидеру, но и всем солистам, - сыграла несколько тактов в темпе andante. Горластая аудитория притаилась в ожидании, а через мгновение, взревев, подхватила вслед за певцом: "Годы летят стрелою, скоро и мы с тобою разом из города уйдем..." Запахло пионерским костром, сырой дощатой танцверандой с магнитофоном "Ока", подключенным к усилителю "Родина", зубной пастой, выдавленной на нежную щечку, которую еще не вышел возраст попросту поцеловать. Для меня песни Макаревича - это знак нашего затяжного, очень инфантильного, и, в сущности, довольно чистоплотного отрочества, которое парадоксальным образом использовало достижения цивилизации, знакомой понаслышке, для выражения весьма романтичных, прямо-таки буколических идеалов. "Я не хотел бы быть записаным в герои вчерашних дней" - это уже одна из относительно новых песен, с которой, зная героев дней сегодняшних, я не согласен. Потому что есть разница между бодрым призывом не мусорить, который Джоанна Стингрей бросает в ревущий зал, и меланхоличными стихами о тишине, за которой, как за стеной, хватит места нам с тобой. "Если ты выстроил воздушные замки, то твой труд не пропал даром", - написал поживший в лесу Генри Дэвид Торо, "американский Руссо". Бродя в замках Андрея Макаревича - этого Руссо русского рок-н-ролла, - я убедился в свое время, что можно жить, как в лесу, среди стекла и бетона. И теперь мне кажется, что если лес погибает, то - внутри нас, а экологические проблемы и проекты здесь, увы, не при чем.