Сегодня во МХАТе имени Горького
состоится необычный концерт.
Лидер легендарной группы «Машина
времени» будет петь новые песни
под аккомпанемент «Оркестра
креольского танго», с которым он
работает последние годы. Перед
концертом Андрей МАКАРЕВИЧ дал
интервью «Новым Известиям».
– В вашей новой песне звучат
такие слова: «Шрам на морде –
украшение грубых мужчин, шрам на
попе – украшение нежных женщин».
Это фраза для красного словца или
вы действительно считаете, что
эту часть женского тела украшает
шрам?
– Получается, что украшает! Ты
просто никогда не видел. Я бы тебе
показал, но не могу, потому что это
моя близкая подруга. Но, поверь
мне, это очень красиво!
– Клип на песню из вашего
предыдущего альбома «И т.д.» не
взяли на MTV, а со «Шрамом» у вас
проблем не было?
– Тот не взяли, а этот взяли. У нас
ведь есть два вида музыкального
телевидения. Есть МузТВ – это
просто прокат эфира за деньги,
причем за такие, которые я не могу
себе позволить заплатить, а есть
MTV, которое денег не берет, но
выбирает по своему усмотрению или,
как сейчас модно говорить, по
формату. Мне было приятно, что
наша песня туда вписалась.
– Для вас лично как лучше: когда
выбирают по формату или когда
берут за деньги?
– Музыка на телевидении за деньги
– это самое большое уродство!
Нигде в мире такого нет. Везде
платят музыкантам за то, что
показывают их клип, потому что
между клипами вставляется
реклама, за которую канал
получает очень большие деньги. А
мы в каком-то перевернутом
зеркале живем. Во всем мире
музыканты зарабатывают
пластинками, а не концертами. У
нас же все пластинки издаются в
убыток, а исполнители
зарабатывают на концертах. Во
всем мире музыкантам платят за то,
что их транслируют по телевидению
и по радио, а у нас музыканты
платят, чтобы их показали. Такая
ахинея в нашей российской жизни.
Причем так получается не потому,
что какие-то уроды на телевидении
решили брать деньги за эфир, а
потому, что люди согласны платить.
Один показ стоит двести пятьдесят
долларов. Но один показ вопроса не
решает, и десять показов вопроса
не решают. Решают сто. Вот и
считайте. За производство клипа
мне тоже денег никто не платит –
за это плачу я из своего кармана. А
средний по стоимости клип сейчас
– тысяч пятнадцать–двадцать. В
конце концов я считаю ниже своего
достоинства платить за то, чтобы
показали мой клип.
– В своих автобиографических
книгах вы рассказываете о том, что
лет тридцать–сорок назад для вас
были настоящим открытием
Градский и Б.Г. А сейчас вы могли
бы так сказать про какую-то группу?
– «Пятница». Хотя сейчас меня
труднее удивить. Градский и его «Скоморохи»
были для меня первым открытием из
числа русскоязычных групп.
Соединение битловских гитар с
русскими текстами, с хорошим
пением и игрой – тогда это был шок!
Вокруг все корячились по-английски,
не зная языка. Борька (Гребенщиков.
– Прим. ред.) стал очень хорош
постепенно. Когда мы его услышали
в Таллине, это была милая хипповая
акустическая команда, с
богоподобным Всеволодом Гаккелем,
виолончелью, с Дюшей Романовым.
Это было очень симпатично,
музыкально, но безумного восторга
от их песен я тогда не испытывал.
Очень сильные вещи у Гребенщикова
появились позднее, где-то уже в 80-е
годы.
– Думаете, через 30 лет «Пятница»
может рассчитывать на такое же
имя, на такой же успех, как «Аквариум»?
– Мне бы очень хотелось этого.
Чего загадывать...
– Вы пытаетесь делать разную
музыку. Для этого, наверное, вы
следите за музыкальными
тенденциями?
– Нет. Мне кажется, что на
сегодняшний день музыка до такой
степени стала рынком, что следить
можно и нужно только с целью
продать товар. Выпускающие
компании, продюсеры обязаны
держать нос по ветру, потому что
они рискуют большими деньгами. А я
делаю то, что мне нравится. И я
совершенно спокоен относительно
того, что, скажем, «Машина времени»
– вещь более популярная, чем «Оркестр
креольского танго». Это нормально.
Но я люблю и то, и другое. И мне
совершенно неинтересно, что
сейчас лучше продается. Мне
интересно сделать так, чтобы
самому это понравилось.
– Я вас часто вижу в клубах, на
концертах таких команд, как «Колибри»,
«ГрАссмейстер», «Хоронько-оркестр».
Уверен, что девяносто пять
процентов населения нашей страны
даже названий таких групп ни разу
не слышали...
– И очень жаль. Я усматриваю в
этом вину FM-станций, которые, к
сожалению, в первую очередь
озабочены зарабатыванием денег.
Как бизнесмен, я их понять могу. С
точки зрения бизнеса они правы. Но
в результате все они себя
ограничили определенными
правилами отбора, который
диктуется так называемым
форматом станции. Вот и сидят
теперь в этих форматах, как звери
в клетках. Только клетки они
поставили себе сами. Есть масса
команд, которые не вписываются ни
в какой формат, и сначала им нужно
стать знаменитыми, тогда их будут
крутить. Та же «Пятница». Что это
за формат под одну гитару? Но они
уже перевернули сознание в силу
своей исключительности! Такие,
как они, раз в двадцать лет
появляются. Если бы они были чуть
менее заметны, никуда бы они не
попали! Два последних альбома
Максима Леонидова – это лучшее из
того, что он сделал в своей жизни.
Но их нигде не крутят, потому что
для «Нашего радио» он слишком
мягкий, для «Русского радио» –
слишком умный. И что тут делать?
Бейся лбом о стену, тебя все равно
забудут, потому что других
источников информации нет.
Человек включает радио и судит по
нему, что происходит в
музыкальном мире.
– Вы ведь и сами пытались
организовать радиостанцию под
названием «Куб»...
– Да. Мне было страшно интересно
участвовать в этом деле, пока мои
представления о том, каким должно
быть радио, совпадало с мнением
тех людей, которые вложили в него
деньги, купили частоту и т.д. Как
только мнение стало расходиться,
я с легкой душой развернулся и
ушел.
– А в чем расхождения были?
– Началось с названия. Я не могу
представить себя работающим на
радио «Куранты». Я считал, что «Куб»
– это хорошо, а они считали, что
это плохо. Вот и все.
– Как вы относитесь к проектам
типа «Фабрики звезд»?
– Очень сдержанно. Я бы
приветствовал создание подобной
школы артистов, но ведь у этих
проектов совсем другие задачи.
Все делается, чтобы их раскрутить
по телевидению, а потом на них
зарабатывать. Можно табуретку
показывать по два часа в день в
течение двух месяцев, а потом с
ней «чесать» стадионы, и народ
придет.
– «Фабрика звезд» –
продюсерский проект. Вам самому
никогда не хотелось заняться
продюсированием?
– Нет.
– Вам не интересна эта работа?
– Пока есть занятия, которые меня
больше интересуют. Я считаю, что у
нас отсутствует механизм
реализации продюсерской
деятельности. Допустим, я нашел
молодую, талантливую команду,
потратил на нее полгода жизни,
сделал с ними альбом, раскрутил с
помощью средств массовой
информации, и они стали
знаменитыми. Ну и что дальше? С их
концертов получать свою долю, как
это делают наши продюсеры? Я этого
не хочу. На Западе продюсер
зарабатывает на альбомах. У нас за
альбом еще никто ничего не
получил. Я не знаю, как тут быть.
– Кроме музыки у вас сегодня
много и других забот. У вас своя
телепрограмма «Смак», вы также
выпускаете свой журнал о вкусной
и здоровой пище. Вы считаете себя
конформистом?
– Как вы меня назвали?
Конформистом? Я бы назвал себя
разносторонним человеком.
Давайте разберемся, что значит
конформист. Конформист – тот, кто
идет на соглашение с чем-то, что
ему неприятно или противоречит
убеждениям. Я ничего в жизни не
сделал из того, что бы шло вразрез
с моими представлениями, как это
должно быть. Я делаю только то, что
мне нравится. То, что мне не
нравится, не делаю. При чем тут
конформизм? Если вы придумали
себе меня другого, то это
заблуждение. Я-то себя знаю лучше.
– Некоторое время назад вы были
в обиде на журналистов, вы
рассказывали о том, что к вам
приходили и начинали интервью
словами: «Скажите, Алексей»…
– Обиды никакой нет, есть большая
печаль по поводу общего уровня
образованности журналистов. Эти
люди должны осознавать, насколько
ответственно нужно подходить к
тому, что ты пишешь. Это
равносильно: человек стоит перед
микрофоном и говорит, а его
слушают, скажем, сто тысяч человек.
Можете себе представить
визуально? Это огромная аудитория
– десять дворцов спорта. И,
наверное, видя лица и глаза этих
людей, он будет взвешивать каждое
свое слово. Для некоторых
журналистов газета, видимо,
просто бумага. Жалко очень.
– А у вас есть недоброжелатели?
Скажем так, люди, которые могли бы
к вам подойти и сказать, что, по их
мнению, вы тридцать с лишним лет
занимаетесь ерундой?
– Думаю, такие люди есть, но они
достаточно нормальные для того,
чтобы не подходить ко мне. Ну, сиди
со своим мнением на здоровье! Мало
ли, кто мне не нравится! Я что,
побегу сейчас ему об этом
рассказывать?
– Вы чувствуете себя счастливым?
– Когда есть возможность на
несколько часов расслабиться,
отлучившись от работы, тогда
чувствую, а в процессе этого не
замечаешь.
|