"Огонек" №10 (4738)
Март 2002
-- Мне давно хотелось задать вам вопрос, почему из всех участников «Машины времени» только Андрей Макаревич производит впечатление вездесущего: он и на телевидении, и на светских мероприятиях, и в море с аквалангом? Остальные же участники, и вы в том числе, находятся как будто в тени?
-- Могу отвечать только за себя. Есть люди публичные, которые хотят быть таковыми и считают, что имеют на это право. Я себя к таким не отношу и считаю, что не имею на это права. И к тому же мне достаточно давно надоело соревноваться и мериться. Бессмысленное это занятие. Не люблю светских тусовок. Не люблю неискренности. Очень часто такие мероприятия этим грешат. В глаза ты можешь услышать одно, но тут же в спину скажут другое. Не терплю существования по принципу одной из басен Крылова: «Кукушка хвалит петуха, за то что хвалит он кукушку». То, что происходит последние несколько лет в тусовке, напоминает именно это. И мне кажется, подобное идет во вред искусству в России.
-- Именно из-за того, что считаете себя непубличным человеком, вы не хотите официально праздновать свой юбилей?
-- А чему радоваться? Ну, дожил человек до определенных лет, и не более того. Меня никогда не пугал возраст. Говорят, что 50 лет -- это 18 лет и 32 года практики. Так это про меня, восемнадцатилетнего практиканта. Тридцать лет из этих тридцати двух -- это «Машина времени». Да и потом, куда ни кинешь взгляд, все празднуют юбилеи, объявляют грандиозные шоу. И от наблюдения за всем этим мое решение -- не праздновать 50-летие -- не то что не изменилось, а даже усугубилось. Раздувать щеки не в моих традициях. Не вижу смысла. И я не помню, чтобы кто-то из моих любимых английских музыкантов праздновал свой юбилей, организовав большой концерт. Так что все пройдет скромно, в кругу семьи и близких друзей.
-- Из тех 32 лет практики «Машина времени» -- это самое главное, что было?
-- С точки зрения музыки -- да. С точки зрения жизни -- нет. Для меня творчество без нормальной семьи невозможно. Потому что, когда не приходит музыка, тогда наступает состояние некоей внутренней нестабильности. В эти минуты спасает только одно -- семья.
-- Вы наверняка задумывались над тем, какое место займет «Машина времени» в будущем?
-- Это вопрос ко времени. Я же не думаю об этом. Для меня существуют критерии оценки всего того, что делаем мы. В искусстве есть имена, с которыми можно себя сравнить, но только тихо, ночью, под одеялом, если хватит силы характера. Потому что, если дашь всему правильную оценку, можно бросить писать музыку. Я не буду оригинальным и в который раз упомяну Моцарта, Рахманинова, Баха. Так что место «Машины времени», если оно существует в будущем, определит время. Единственное я могу сказать: без любви и без Бога музыка никогда не напишется.
-- А насколько уместны упреки в излишнем морализаторстве «Машины времени»?
-- Я не вижу ничего страшного, если человеку есть что рассказать, что предложить и куда повести. Жизнь музыкантов «Машины времени» отражается в тех песнях, которые они пишут. А люди вправе выбирать, слушать или не слушать то, что им предлагают. Только не надо говорить о том, что «Машина времени» формирует своего слушателя. Потому что «формирует» -- неправильное слово. Люди всегда собираются по интересам. Кто-то пивка попить, кто-то в Большой театр сходить. С «Машиной» такая же история: мы пишем музыку, и если люди попадают в резонанс с тем, что мы делаем, то они приходят к нам.
-- Если поделить по десятилетиям минувшие годы, то какие самые важные события произошли в вашей жизни в десять, двадцать, тридцать, сорок лет?..
-- В десять лет я стал лучшим горнистом в пионерском лагере. В двадцать -- только музыка, музыка, музыка. Голова и душа были заняты всей той рок-н-ролльной культурой, которую я впитывал в себя лет с пятнадцати. Самое яркое впечатление тех лет -- 1972 год, когда «Машина», самая молодая команда, играла в московском бит-клубе и стала членом этого клуба. В тридцать лет -- работа в «Росконцерте», колоссальное количество гастролей, съемки фильма «Душа», масса впечатлений от жизни профессионального артиста. И опять же музыка, музыка, музыка. В сорок лет -- дом, дочь, жена. А сейчас важно то, что в прошлом году «Машина времени», несмотря ни на что, записала очень хороший альбом, который показал нам самим, что мы не закончились, что у нас еще есть что сказать и есть над чем работать.
-- Вас послушаешь, так только музыка, музыка, музыка...
-- Да, для меня важнее всего была музыка. Я по молодости лет иногда ловил на себе насмешливые взгляды товарищей, вместе с которыми проводил свободное время. Потому что я везде носил свою бас-гитару. И когда приходил к кому-то на флет, я начинал играть на гитаре, вел разговоры о музыке. И часто выходило так, что часам к семи утра я сидел на полу, рассказывая какой-нибудь очаровательной особе что-то о музыке и что-то о жизни. А она слушала и делала вид, что ей это интересно. В это же время мои друзья-одногодки занимали свободные места в спальне или на кухне, кто как приспособится. Так что в этом смысле я был довольно долгое время человеком странным. Конечно, потом естество взяло верх. Но моя гитара так и осталась моей первой любимой женщиной. Она все время со мной.
-- Помог ли ваш жизненный опыт понять, сам ли человек строит свою судьбу или же его что-то ведет по жизни?
-- Если человек внимательно смотрит вокруг себя, то обязательно видит знаки, которые оставляет ему жизнь как указатель верного пути. Да и вообще нужно стоять к миру лицом, а не другим местом, потому что неизвестно, кто выскочит из него и во что тебе это обернется. В мире достаточно противников. И для того чтобы их вовремя заметить, нужно находиться все время к ним лицом. Успевать реагировать. Я в молодости занимался боксом. И привычка встречать лицом все возможные неприятности идет оттуда. Отворачиваться и бежать, вероятно, можно, но я по натуре не легкоатлет. Я боксер.
-- И вы всегда боксируете и идете против течения или все-таки попадали в поток большинства?
-- Я никогда не думал, что такое течение. В машине же ты выбираешь тот маршрут, который подсказывает тебе сегодняшнее состояние. Могу сказать одно: я никогда не любил нормированного рабочего дня. Мне мучительно вставать в семь утра, обедать в определенный час, потом возвращаться домой. До того как «Машина времени» перешла на профессиональную деятельность, я сменил много мест работы. Просто надоедало.
-- С вашей неусидчивостью из вас мог бы получиться хороший журналист.
-- Я поступал на журфак. Но когда были экзамены, я поехал с «Машиной» играть на юг. Это была наша первая поездка. Но я все-таки сделал несколько репортажей, работая в Радиокомитете звукооператором, даже ездил в командировки. Был момент, когда у меня проснулся интерес к журналистике. Но это больше связано с влиянием личностей тех журналистов, с которыми я в то время общался.
-- Никогда бы не подумала, что вы попадаете под чужое влияние.
-- Я люблю учиться. И если вижу человека, у которого можно чему-то хорошему научиться, с удовольствием это делаю. Но чужому влиянию очень сопротивляюсь. Я вот перестал смотреть телевизор. Мне неинтересно. У меня складывается ощущение, что наше телевидение все больше и больше причесывается под уже знакомое мне телевидение 70-х годов. Я не хочу сказать, что это плохо. Если такое происходит, значит, это нужно большинству живущих в этой стране людей. Но мне это не нравится, у меня с этим связаны не самые лучшие ассоциации с точки зрения моей жизни.
-- Интересный вы человек: телевизор не смотрите, светские тусовки не любите. Чем же вы занимаетесь в свободное время?
-- Читаю, размышляю. Размышляю на те же темы, на которые все люди размышляют уже много тысяч лет: «Зачем? Зачем все это вокруг тебя и ты в том, что тебя окружает?» Пока я не ответил на этот вопрос.
-- И книги, которые вы читаете, не помогли ответить?
-- Они не могут помочь. Они способны создать настроение, напомнить что-то из того, что ты забыл, или подсказать то, чего ты не знал.
-- А что с музыкой?
-- У меня есть желание сделать вторую сольную пластинку. Сейчас работаю над несколькими вещами. Если получится музыка, которая меня устроит, за которую не будет стыдно, тогда вы ее услышите. Не понравится слушателям -- значит, либо я что-то не так сделал, либо они что-то не так поняли. Тем не менее для меня она хуже не станет.
-- Понятно, что «Машина времени» -- это «мы». Не был ли ваш сольный альбом «Танцы на крыше», вышедший в 1989 году, желанием отойти от этого «мы» и показать собственное «я»?
-- Просто у меня накопился материал. И мне показалось, что стоит попробовать написать его без влияния музыкантов «Машины». Я нашел Андрюшу Державина, Дмитрия Четвергова. В результате получилась моя пластинка. По тому времени она была достаточно удачной, по всем хит-парадам заняла место более высокое, чем «Машина времени» c оригинальным альбомом того же года. Было приятно, что моя сольная пластинка достаточно хорошо принята. Но и обидно за «Машину времени». Были даже мысли -- создать собственный коллектив и работать сольно. Я подумал, что, вероятно, в какой-то период времени мне удастся в своем коллективе заработать больше. Ну а дальше что?.. Для меня деньги в жизни не главное. «Машина времени» для меня гораздо важнее всего этого. «Машина» в первую очередь -- компания очень близких для меня людей, образ жизни, близкое, понятное мне мировоззрение. Все то, что и является жизнью.
-- Не возникало ли у вас когда-нибудь желания стать лидером «Машины»?
-- Для меня лидер не обязательно тот человек, который занимает первое место. Даже те люди, которые считают себя лидерами, без тех, кто их таковыми делает, никогда не стали бы лидерами.
-- К Макаревичу это тоже относится?
-- Нет. Макаревич во многом сделал себя сам. Мне кажется, за те тридцать с лишним лет, что существует «Машина времени», в ней было много достойных музыкантов. И многое из того, что ими сделано, легло в основу безусловного лидерства Андрея. Главное, чтобы лидерство не было основано на слабостях других. В «Машине» такого нет. К тому же я всегда считал и считаю, что Макаревич создал группу. Вместе с ним в ней работали масса талантливых людей, которые во многом повлияли на развитие коллектива. Но если методом исключения убрать по отдельности каждого из этих музыкантов, «Машина времени» будет существовать. А вот убери Макара -- и «Машины» нет.
Да и нельзя говорить об абсолютном лидерстве. Мы все друг на друга влияем, потому что относимся друг к другу с уважением. И когда кто-то из нас принимает самостоятельное решение, то принимает его с оглядкой на других. Мы настолько хорошо знаем друг друга, что можем предположить реакцию каждого на то или иное действие, на те или иные высказывания.
-- Не бывает такого, что «мы подумали, а я решил»?
-- Нет. Подобные действия в «Машине времени» приводили музыкантов к печальному концу.
-- Например, Петра Подгородецкого?
-- Это вопрос к нему. Многие до сих пор пытаются найти какие-то скрытые причины ухода Петра из группы. Стали даже меня в этом обвинять. Но те, кто знает «Машину времени», видели, что мне, как правило, приходилось и приходится разрешать многие внутренние конфликты. У меня личных конфликтов с Петром не было никогда.
-- Что изменилось с его уходом из группы?
-- Мы записали новый альбом, который говорит обо всех изменениях, произошедших в группе с момента расставания с Петей.
-- Приход Андрея Державина в «Машину времени» многие восприняли не то что скептически, но очень критически. Не было ли у вас опасений, что совершаете ошибку?
-- Мы думали только о том, что приглашаем музыканта, которого хорошо знаем, который принесет что-то новое и интересное в «Машину». И, как показало время, мы приняли абсолютно верное решение. Многие журналисты поспешили сделать выводы и ошиблись. А те, кто немного подождал и понаблюдал, в результате выиграли. Ведь всегда надо думать, прежде чем говорить.
-- Ну вы же сами сказали, что являетесь человеком вспыльчивым. И вам хорошо известно, что не всегда получается сначала подумать, а потом сказать...
-- Я всегда считал, что жить нужно по принципу: «Смотри и думай». А когда живешь не думая, а потом задумываешься, тогда поздно складывать -- жизнь уже прожита. Когда-то меня, достаточно активного пионера, приняли в комсомольцы, и даже какое-то время я был секретарем комсомольской организации. Тогда же мой дедушка подарил мне книгу братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». И подписал ее такими словами: «Поздравляю тебя со вступлением в комсомол, желаю тебе всего самого хорошего. Дарю тебе эту книгу для того, чтобы ты читал и думал, думал и читал». Вот я и читал, читал и думал. И стал видеть всю двуличность происходившего в советской системе. Мне не хотелось так жить. И уже в 16 лет я забрал свои учетную карточку и комсомольский билет, подарив их маме на память.
Из-за этого я не поступал ни в один институт, ведь для поступления нужно быть комсомольцем. Но, поверьте, учиться можно и без институтов. Ведь социалистическая эстетика -- это не единственная существующая в мире эстетика. А именно ее преподавали, выдавая за единственно верную. Ну и чему учиться? Марксистско-ленинской философии? У моего деда были эти тома, я их почитал и подумал: «Какой абсурд!» Но можно и в жизни выбирать себе учителей: книги, умных людей. Именно так я учился.
Что же касается моей вспыльчивости... Да, я могу вспылить, но для этого должен быть повод. А если он будет, то всегда могу, как у нас говорят, и в башню врезать. Без вопросов. Не люблю, когда людей оскорбляют и унижают равнодушием, псевдоспокойствием и напускной интеллигентностью, за которыми читаются хамство и подлость. В таких ситуациях я не буду дожидаться, когда человек начнет ругаться матом или поставит мне подножку, а ударю с двух рук. Ненавижу псевдоинтеллигентов с паршивой грязной душонкой.
-- Никогда бы не подумала, что вы все еще «боксируете»!
-- Да запросто. Вот только сниму очки -- и тогда держись!.. Правда, я плохо вижу, могу и промахнуться.
-- Уж не вашими ли боевыми способностями объясняется тот факт, что каждое ваше возвращение в «Машину времени» было связано с новыми творческими взлетами группы?
-- Любой взлет той или иной группы есть попадание в творческий резонанс. В силу своего характера я легко генерировал энергию, которая позволяла другим людям, работавшим со мной, создавать исключительные произведения. Но для этого нужно очень любить людей. Потому что эта энергия появляется только от доброго отношения ко всему тому, что тебя окружает, и к тем людям, с которыми ты вместе что-то создаешь.
-- А вы что, всех людей любите?
-- Доброе отношение -- это не любовь. Даже ненависть или неприязнь сочетаются с этим отношением. Вам может не нравиться человек, но относиться вы к нему все равно будете по-доброму. Это идет не от головы, а от сердца. И раз уж мы затронули эту тему... Мне кажется, что самое главное в жизни -- избавляться от зависти. Потому что зависть -- это то, что не дает развиваться нашей стране. Это не созидательное чувство, особенно в том виде, в котором оно существует в России. В других странах если люди завидуют, то стараются сделать что-то лучше, качественнее. В России чаще стараются сделать хуже тому, кому завидуют: поставить подножку, подпалить дом, написать в налоговую полицию. То есть мешают. Это не дает людям жить по-человечески. Поэтому зависти должно быть как можно меньше.
-- Не эта ли позиция помогла «Машине времени» пройти сквозь годы? Ведь когда вы вступили в московский бит-клуб, в нем было зарегистрировано более шестисот коллективов. Но прошло время, и осталась только «Машина».
-- Это магический ход камней. В жизни очень много составляющих, малая часть которых нам известна, а большая скрыта. Есть события, которые ты помнишь и знаешь. Но гораздо большее количество событий происходило где-то там, вдалеке от тебя, они были связаны с тобой, но ты о них ничего не знаешь. Именно так, зачастую вдалеке от тебя, независимо от тебя, строится твой мир. Поэтому всегда надо находиться к нему лицом, чтобы вовремя замечать происходящие изменения.
Ирина ДАНИЛОВА